ПОЧТИ ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ

Голос забормотал что-то неразборчивое, то ли напоминая о том, что во многом знании много печали, то ли обещая очередную зону турбулентности. Я проснулся с довольно неприятным ощущением человека, которого вырвали из глубин самого сокровенного сна. Проснулся, лениво оглядел полупустой салон самолета — и сон маленьким целлулоидным шариком отлетел от меня. Потому что я понял, что совершенно не помню, лечу ли я туда или уже оттуда. Странно... Я напрягся, надеясь, что вот-вот, через секунду-другую, подлая память выпустит из своих акульих челюстей столь необходимую мне информацию. Так бывает... главное — не впадать в панику. Но как я ни старался, направление полета оставалось для меня загадкой. Неужели то взвинченно-покорное состояние, в которое я обычно впадаю, трясясь в замкнутом пространстве железяки-самолета, привело к полной потере памяти? Или же виноват принятый за скудным авиаобедом алкоголь?
Я беспомощно сгорбился и взглянул в иллюминатор, но облака, подкрадываясь под самое брюхо урчащего «боинга», окутывали землю. Впрочем, если бы и удалось разглядеть, что там, под нами, вряд ли это помогло бы мне сориентироваться. Даже спросить было не у кого: соседнее кресло пустовало. Можно себе представить, какую реакцию вызовет в самолете такой вопросик, подумал я, покосившись через проход на средний ряд, где подремывал благостный старичок в майке с надписью «Никому не рассказывай, где мы виделись!» Я вспомнил, как однажды, гоня машину по шоссе, так глубоко ушел в свои мысли, что, очнувшись, точно так же не мог понять, куда еду — с работы или на работу. Правда, через минуту все же сообразил... помог дорожный указатель. Ну, случается со мной такое время от времени, что тут поделаешь.
Немного успокоившись, я попытался рассуждать логически. Если я лечу туда, то мое приключение еще впереди. Если же я возвращаюсь, то получается, что это самое приключение я уже пережил? Что ж, прекрасно! Раз я совершенно не помню своего московского отпуска, то все в порядке: я лечу туда, то есть в Москву, и впереди у меня целых две недели, которые я собираюсь провести с очаровательной женщиной. С самой очаровательной женщиной на свете.
Мне стало немного легче. Потому что, если честно, всякие фантастические истории о потерявшихся во времени и пространстве мне нравятся исключительно на бумаге — или на экране, на худой конец, — а в жизни всплеска эмоций я обычно добиваюсь несколько иным способом. Дело в том, что я — профессиональный Казанова. Или, если хотите, Дон Жуан. Именно в том самом нарицательном смысле, который в эти имена вкладывает любой обыватель. Конечно, это признание может вызвать смех или в лучшем случае презрительное недоумение. Но к такой реакции я уже привык. Странно, что общество, которое более или менее смирилось с людьми нетрадиционной сексуальной ориентации, почему-то до сих пор не хочет признать, что для некоторых его членов сексуальные победы — единственно возможный стиль жизни... даже ее смысл, если уж говорить откровенно. Только дело тут вовсе не в гиперсексуальности. Игра с женщиной, обязательно красивой и обязательно недоступной, сродни шахматному турниру, где следует заранее просчитывать каждый ход, предугадывать ответную реакцию, притворно отступать, делать вид, что не замечаешь хитростей, и в самый последний момент решительным движением ставить шах, а за ним и мат.
Категорически отметаю возможные подозрения в корыстности моих побуждений. Настоящий мастер своего дела никогда не станет альфонсом: однажды продав себя, любой серьезный Казанова больше не в состоянии одерживать новые победы. Нет, это чистая страсть, достойная если не уважения, то хотя бы понимания. Как и любая страсть, если только она не причиняет боль и мучения другому человеку. А как же покоренные и немедленно после этого брошенные женщины, спросите вы? Но разве в утреннем похмелье можно обвинить выпитое накануне с удовольствием шампанское?.. Кроме того, я никому и никогда не обещал вечной любви. Я даже разговора о любви не завожу: использование этой сладковатой кашицы в качестве манка, на который женщины так часто ловятся, для профи так же неприемлемо, как и соблазнение при помощи денег. Победа только тогда по-настоящему сладка и дорога, когда она достается в открытом честном бою.
Пожалуй, это своего рода болезнь, вроде наркомании. Потому что полнота ощущений, восторг, пронзительное и глубокое счастье обладания не идут ни в какое сравнение ни с обычным сексом, ни с алкогольным опьянением. Говорят, только некоторые наркотики вроде «ангельской пыли» доставляют такое же блаженство. Но тогда любое сильное увлечение — род наркомании...
В этот раз я, кажется, превзошел самого себя: женщина, которая ждет меня в аэропорту Шереметьево — существо из другого мира, не похожая на тех, с кем мне доводилось иметь дело раньше. Иными словами, та самая женщина.
Мы познакомились в интернете, но не на каком-нибудь сайте знакомств, где полным-полно профессионалок или уродливых придурков обоего пола, считающих себя неотразимыми. Не говоря уже о пожилых извращенцах, выдающих себя за четырнадцатилетних девочек. Нет, я не столь наивен, чтобы тратить время на бессмысленную переписку и разочаровывающие до горечи во рту встречи. Кроме того, я умею отличить подлинную женщину от подделки. Конечно, тут важна интуиция, но главное — твердо знать, кого именно ты ищешь во всемирной паутине. Случайный улов — чаще всего авантюра, недостойная профессионала.
Недавно мне исполнилось тридцать пять, и я вдруг почувствовал, что победы, еще вчера казавшиеся столь сладкими, превращаются в приевшуюся рутину. Я перелистывал записную книжку со списком потенциальных кандидаток, но уже не мог выловить оттуда ничего, кроме раздражения. Раздражения, да еще пошлейшего вывода, что жизнь проходит впустую. Говорят, такое происходит со всеми охотниками: перестреляв за долгие годы зверья без счету, они вдруг понимают, что все это ерунда, что самый главный и, возможно, единственный их медведь еще впереди. Именно его они ищут, рискуя жизнью, потеряв покой и сон.
Мне больше не хотелось множества женщин. Я вдруг понял, что все предыдущие победы готов обменять всего лишь на одну, новую. Но это должна быть Великая Победа над Великой Женщиной. Просто очень красивые или очень умные женщины мне не походили.
И тогда я начал работать. Не бросился на лихорадочные поиски, как поступил бы на моем месте более молодой и менее опытный Казанова, а начал аккуратно и методично просеивать массу информации в надежде отыскать то самое золотое зернышко.
Как и положено настоящим золотоискателям, на свой необычный улов я наткнулся случайно, в одном из чатов, где обсуждают свои проблемы антиквары и коллекционеры холодного оружия. Казалось бы, не самое подходящее место для поисков настоящей женщины. Но так могли бы подумать только зеленые новички. Повторяю, когда точно знаешь, что ищешь, ответ на вопрос «где?» чаще всего оказывается неожиданным.
Однажды я обнаружил, что мой собеседник в чате — женщина, и по мелким и вроде бы незначительным обмолвкам почувствовал, что в ней горит бесценная для меня искорка... Я перечитал сотни страниц — все, что можно было обнаружить в сети, — о ножах и кинжалах, о стилетах и мечах; узнал разницу между булатом и толедскими клинками, дамасской сталью и современным оружейным металлом 154СM. А дальше... дальше все развивалось именно так, как я и предполагал: Ольга действительно оказалась настоящей женщиной, более того — той самой женщиной. Ее отец был коллекционером старинного холодного оружия, но, увы, не владел компьютером. И поэтому Ольга помогала ему в поисках редких экземпляров. Говорила, что испытывает при этом азарт сродни охотничьему...
Думаю, она довольно скоро сообразила, с кем имеет дело, но от этого наша игра стала только интересней. Я же был уверен: нашел именно то, что искал. Настолько уверен, что решил сделать ситуацию еще более интригующей: предложил Ольге не обмениваться фотографиями. Зачем они в наших телефонно-почтовых отношениях? Расставаться с образом, невольно созданным воображением, ни ей, ни мне нет никакой нужды. Кроме того, гораздо интересней, когда вроде бы знаешь о человеке все — и в то же время практически ничего. Я даже не спросил Ольгу, замужем ли она. Не говоря уж о возрасте, — какой джентльмен станет задавать даме бестактные вопросы? Нет, эту большую игру я решил играть втемную, доверившись своим ощущениям. Или я выиграю, или же с треском проиграю...
И нужно заметить, Ольга меня ни разу не разочаровала. Вне всякого сомнения, она была той самой женщиной.
Однако история требовала логического завершения — мы должны были встретиться. Этого очень хотела Ольга, да и сам я понимал, что дальше тянуть невозможно. Роман по переписке тем и хорош, что обязательно должен закончиться свиданием. Что последует за этим — восторг или разочарование? В самой этой неизвестности таилось бесконечное упоение. Я чувствовал себя, наверно, как те безумцы, которые в поисках адреналиновых острых ощущений прыгают с парашютом с телевизионной вышки.
Вот так я и оказался в самолете, несущем меня к Ольге. И все было бы прекрасно, если бы не настигшее меня беспамятство. Спокойно, сказал я себе, чего не случается от волнения и нелюбви к перелетам. Но больше ни о чем подумать не успел: по проходу между креслами ко мне приближалась женщина такой красоты, что я на минуту забыл обо всем. Описывать красивую женщину — все равно что передавать словами потрясшую вас музыку: глупая попытка, унижающая в равной мере и вас, и ее.
Но когда эта красавица опустилась в кресло рядом со мной, я невольно вздрогнул. Причем не только оттого, что, усаживаясь, она коснулась своим обжигающе-горячим коленом моей ноги. Ну не мог я не заметить такую ослепительную женщину раньше, еще в аэропорту. И потом, судя по тому, как уверенно она уселась рядом, это ее место. Словно она просто пошла в туалет — и вот вернулась. Но почему же я ее совершенно не помню?! Равно как и вообще посадку в самолет. Я почувствовал, как на липких холодных лапах ко мне снова подкрадывается паника. Сумасшествие какое-то... Только этого мне и не хватало перед встречей с Ольгой!
Я снова покосился на свою соседку. Она ответила мне улыбкой, которая у красивых женщин обычно предназначается случайным попутчикам. Дескать, если хочешь поболтать, то и я не прочь, но на большее не рассчитывай. Пока не рассчитывай... Я даже успел слегка разозлиться: кабы не она, пребывал бы в полной уверенности, что со мною все в порядке.
Тут над головой что-то пиликнуло, засветилось табло, призывающее пристегнуть ремни, и намеренно спокойный голос старшей стюардессы объявил, что меньше чем через полчаса наш самолет совершит посадку в аэропорту...
— Вам нехорошо? — вежливо спросила соседка.
Глаза у нее были какие-то холодные и прозрачные. Мне показалось, что в них мелькнуло что-то знакомое, словно беспамятство слегка ослабило хватку... Я довольно невежливо замотал головой: смутное воспоминание о прикосновениях ее горячего колена не смогло вытеснить ужасного факта, который я тщетно пытался осмыслить. Оказывается, я возвращался из Москвы домой!
— Вы так побледнели, — светским тоном посочувствовала красавица. — Должно быть, боитесь летать. Я тоже ужасно боюсь, особенно посадки. Впрочем, — она многозначительно улыбнулась, — мы уже говорили с вами об этом. Помните, за обедом?
Вот обеда-то я как раз и не помнил. Как и всего, что произошло со мной в Москве... Я чуть было не застонал в голос. И понял, что не в состоянии ни говорить, ни думать: мне было по-настоящему страшно. Медленно, очень медленно, — так, чтобы не обнаружить перед соседкой наполняющий меня ужас, — я растянул в улыбке ставшие резиновыми губы, неопределенно покачал головой и отвернулся к иллюминатору. Пробирающийся через вялые волоконца облаков самолет потряхивало, внизу обозначилась нарезанная причудливыми ломтями земля с ее муравьиным копошением машин и людей...
Крепко зажмурив глаза, я попытался ни о чем не думать, выключиться из реальности, как перегревшийся компьютер. Это только кажется, что потеря памяти — всего лишь смешная, немного нелепая болезнь. Неправда! Это очень страшно. Так страшно, что подлая акула-беспамятство начинает казаться почти реальной пожирающей тебя тварью. Как же я мог забыть Ольгу, нашу встречу с ней и все остальное — вообще все?! Или это постигшее меня разочарование напрочь отшибло память? Где-то я читал, что организм в момент больших психических перегрузок включает предохранительные клапаны... например, стирает память о неудаче. А может, наоборот — о слишком большом, слишком невероятном счастье?..
Видимо, мне все же удалось отключиться. Пришел я в себя только тогда, когда немногочисленные пассажиры заговорили громче и веселей. Это могло означать только одно: мы приземлились, и «боинг», победоносно пыхтя турбинами, подкатывает к складчатой пылесосной трубе трапа. Еще немного — и гул превратился в тихий свист: самолет остановился. Мы приехали.
Соседка поднялась из кресла, по-девичьи застенчиво оправила смятую короткую юбку и просительно посмотрела на меня. И снова мутное, как старое зеркало, воспоминание кольнуло меня: кажется, именно я водружал ее тяжелую сумку наверх. Теперь, понятно, ее нужно было достать. Отчасти радуясь поводу отвлечься от мучительных попыток вспомнить хоть что-нибудь, я встал и открыл пластиковую крышку багажного отсека над нашими креслами. Внутри стояли дорогая кожаная сумка и отодвинутый в угол потертый рюкзак. И тут я вновь опешил. Сумасшествие продолжалось: я решительно не мог вспомнить, что из этого принадлежит мне!
— Ну что же вы, не поможете мне? — Соседка с обеспокоенным видом подалась вперед и коснулась меня грудью, отчего мое сердце коротко и больно ткнулось в ребро. — А то мы провозимся, и на паспортном контроле и на таможне будет жуткая очередь. Вы мой рюкзак только вытащите, а дальше уж я сама...
От всех переживаний у меня сильно, будто с похмелья, разболелась голова. Действуя как автомат, я подал ей рюкзак и вытащил свою сумку. Она почему-то оказалась очень тяжелой. Интересно, что я умудрился в нее засунуть? Обычно я путешествую налегке... Впрочем, эта мысль была совершенно неуместной. До багажа ли мне сейчас?
Красотка, закинув на плечо рюкзак, двинулась по проходу, по которому уже гулял свежий сквознячок. Не отрывая взгляда от ее узкой спины, я поднял свою сумку и вдруг понял, что эта женщина — единственный человек, который может помочь мне разобраться в том, что со мной произошло. Только бы не испугать ее расспросами...
Я двинулся следом за своей соседкой, мысленно составляя план действий. Ни в коем случае нельзя упускать ее! По крайней мере, до тех пор, пока не узнаю, как мы с ней обедали, как садились в самолет... Во мне росла странная уверенность, что, выяснив это, я вспомню и все остальное. В общем-то, задача была относительно простая: я, как обычно, пущу в ход весь свой арсенал обольщения и... Сумка зацепилась за ручку кресла, и я, чертыхнувшись, ускорил шаг. Оптимальный вариант — если красавица живет в Москве, а сюда приехала в отпуск. Чуть хуже, если она местная. Совсем плохо, если в зале прибытия ее ждет муж или бойфренд. Что ж, придется действовать по обстоятельствам.
Когда мы дошли до турникета перед паспортным контролем, где толпа прибывших неравномерно разделялась на граждан и иностранцев, я, несмотря на усиливавшуюся головную боль, с облегчением вздохнул: моя красавица, прощально махнув мне нежной ладошкой, подалась вместе с остальными туристами налево и пристроилась в хвост длинной очереди. Ну что ж, хоть в этом повезло. Я поправил сумку на плече, и, стараясь не выпускать соседку из виду, предъявил паспорт хмурому чиновнику. Глядя, как он неторопливо перелистывает страницы, я задним числом сообразил, что зря мучился неизвестностью в самолете. Достаточно было взглянуть на штампы в паспорте, чтобы понять, откуда и куда я лечу. Вот что значит поддаться панике!
Таможенник, мимо которого я проходил, только вяло махнул рукой: граждан они почти никогда не досматривают. Я быстро вышел в зал ожидания и окинул оценивающим взглядом встречающих. Несколько унылых, плохо выбритых мужичков, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу, никак не годились ни в мужья, ни в бойфренды, ни даже просто в знакомые такой красавице. Конечно, в жизни всегда есть место неожиданности, но тут, похоже, я все рассчитал верно.
Я топтался на месте, провожая взглядом выходящих пассажиров. К головной боли прибавилась сильная жажда. Рядом, в киоске, томились в неоновом свете холодильника разномастные бутылки. Я подошел и купил колу, стараясь не выпускать из виду воротца, откуда вот-вот должна была появиться моя красавица. И отходя с вожделенной бутылкой от киоска, натолкнулся на огромный чемодан, который тащила за собой какая-то толстая тетка. Я отскочил, моя сумка ударила меня в бок так, что я взвыл от боли. Что же такое твердое я умудрился туда запихнуть, черт возьми?!
Новая неожиданная мысль на время вытеснила головную боль. Сумка! Ее содержимое наверняка подскажет мне разгадку. Забыв о выворачивающей внутренности жажде, я опустил сумку прямо на пол, наклонился и резко дернул молнию. И сразу же воздух вокруг меня как будто бы превратился в густой сироп, только вкус у него был отвратительно-горьким. В сумке, плотно упакованная в прозрачный целлофан, лежала огромная пачка стодолларовых купюр...
— Ну зачем же прямо здесь? — Кто-то дотронулся до моего плеча и я, не понимая, что происходит, поднял голову. Рядом стояла моя соседка. Только теперь это была совсем другая женщина, со взглядом голодной анаконды. — Мы ведь теперь с тобой почти подельники... Вот, получи свой рюкзак и верни мою сумку.
Похоже, она неправильно поняла мое молчание, потому что прекрасное лицо ее исказилось, превратившись в пугающую маску. Я невольно отшатнулся.
— Вот и молодец, — процедила она, оглядываясь, — вот и умница. Бери свой рюкзачок — и вперед. Да, — она скривила побелевшие губы в усмешке, — забыла тебе сказать: ты настоящий джентльмен! Другой бы в самолете всю меня обслюнявил и облапал, а ты... ты молодец.
С неожиданной легкостью она подняла сумку и неторопливо направилась к выходу. Я шагнул было за ней, но споткнулся о проклятый рюкзак и замешкался. Оказалось, остановился я вовремя: там, за стеклянными дверями терминала, к моей соседке подошли два таких типа, что одно только выражение их лиц отбило у меня всякую охоту устраивать разбирательство.
Теперь я вспоминаю этот дурацкий случай все реже. Как моя красавица пронесла деньги через контроль в Шереметьево, я могу только догадываться. Очевидно, были у нее там свои каналы. Ну а дальнейшее легко себе представить. Красивая раскованная женщина во время обеда подбрасывает пялящемуся на нее во все глаза идиоту напрочь отшибающий память наркотик. Досматривать на таможне этого идиота наверняка не будут, его гражданство не вызывает сомнений — паспорта-то перед посадкой все держат в руках. Так что риск был невелик...
Когда я думаю об этом, то вместо радости, что легко отделался, меня одолевает грусть. Эти гады напрочь вычеркнули из моей жизни встречу с Ольгой! Беда в том, что она исчезла и не откликается ни на мои звонки, ни на умоляющие письма. Что же случилось со мной в Москве? Оказалась ли Ольга самым большим моим разочарованием — или, наоборот, удачей?
Ничего этого я не знаю и теперь, скорее всего, уже не узнаю. Две московские недели окончательно стерты из моей памяти. Поначалу я не мог об этом и думать спокойно. Но все чаще меня одолевала странная мысль. А что если никакой Ольги и не было? А была только эта красавица-чудовище и ее сообщники, выследившие и использовавшие меня. Я казался себе бравым охотником, а на самом-то деле был всего лишь жалкой дичью.
Что ж, все может быть. Но пусть даже и так, я все равно не жалею: ведь я нашел свою настоящую женщину. Кем бы она на самом деле ни была. Во всяком случае, мне хочется думать именно так.